Проза, общая Опции

[Wolfkreis]

Полуночный бред, просто полуночный бред...
_______________________________________

Детям до шестнадцати и прочим психам читать категорически запрещено. Перед употреблением запить двумя кружками "чегопокрепче".
_____
Здесь, в этом жестоком и полном опасностей чате (и, конечно же, игре) очень большую роль играет карма. Вы спросите: "А что такое карма?" Я не смогу уверенно и точно ответить на ваш вопрос, потому как карма - понятие растяжимое, неоднозначное и антропоморфное. Чтобы понять и вникнуть в суть этого явления, локализованного в пространстве данного чата (и, конечно же, игры), надобно провести здесь определённое количество времени, чтобы увидеть и познать последствия плохой кармы и оценить преимущества хорошей.
"В чём же выражается плохая карма?",- спросите вы. "А хорошая тогда в чём?",- парирую я, и останемся мы на пороге великого знания, так и не постигнув его. Нет, так дело не пойдёт. Давайте разбираться по порядку, "с чуством, с толком, с расстановкой", а уж не так, "как пономарь", как советовал нам товарищ Фамусов.
Так как мы постановили, что не имеем возможности однозначно определить данное понятие, то давайте разберём его по составляющим.
Во-первых, для чего же нужна карма. О, на этот вопрос легко ответить... в общих чертах. Карма способствует комфортному проведению времени в игре (и в чате, если уж на то пошло). Выражается это почти во всём - начиная от замудрёных нитевидных переплетающихся образований в причинно-следственных связях (где-то на расстоянии пары световых лет и нескольких километров от нас) до, соответственно, хорошего коннекта (вот что послужило причиной написания всего этого бреда, так и знайте) и прочих мелких радостей этой жизни, вроде кружечки холодного (и качественного, чёрт побери!) пива.
Возвращаясь в лоно нашей дискуссии стоит отметить, что уравновешенной кармы не бывает. Бывает хорошая карма, бывает плохая - третьего не дано. Если же вы упорно настаиваете на том, что есть и "золотая середина", опираясь на факты о стабильности и монотонности своей жизни, то вам категорически не повезло - вы обычный челов... Простите, штурман притомился и спутал курс. Поворачиваем обратно.
Итак, окунёмся в лавкрафтовские ужасы (метафорически выражаясь) и препарируем плохую карму (выражаясь не менее метафорически, нежели в предыдущем случае).
Давайте сразу возьмём быка за рога и без лишних лирических и иных отступлений скажем: "Плохая карма выражается в..."
...А выражается она в том, что, будучи тем счастливчиком, кому удалось-таки навлечь бюрократический (метафорически, пардонне мон франсе) гнев Небесной Канцелярии, вам будет критически нефартить в любом вашем начинании и продолжании. Сквозь буреломы диких дисконнектов, падений связи и отключений света вы будете добрых полчаса добивать этого несчастного, "капчоного", простите, "гомлина" (читай: гремлина). Ладно ещё если убьёте - так ведь единственный удавшийся ход может уверенно выпадать на единичные стеки ваших всеядных и неторопливых зомби. Пожалуй, сами предпочтёте удавиться, нежели созерцать факельное шествие ваших тормозных колодок (мета... компрене?) и судорожно пытаться ударить героем (или любым стрелком) того несчастного "капчоного", что нагло ухмыляется вам с линейки инициативы.
После чего, накатав огромную жалобу в раздел "Сбои", вы будете ещё добрых полчаса искать там "удивлённого вопросом_капитана стражи", которого, по "чугунным" цензурным соображениям Николая II, не пропускает форумный контроль. Не найдя такового, вы ограничитесь диким и многообезщающим взглядом в сторону монитора (и, возможно, форума).
Думаете, что ваши неприятности кончились? Не-ет, не тут-то было. Целую смену вы будете пытаться найти работу; на карте вы будете с завидной периодичностью попадаться в засады и пропускать таким образом выброс товаров в то-ом самом магазине, что у чёрта на куличиках.
...После этого вы обнаружите неожиданные остатки вашего счёта и поймёте, что только-только поломавшийся комплект артефактов вам уже не починить...
Достаточно, я думаю. Оставим же наизапутаннейшие кулуары лавкрафтовского ужаса и поговорим о приятных вещах. Я вот, к примеру, нашёл недавно привет из своей юности - диск с _тем_самым_ Dark Omen, что из серии Warhammer. Везёт, а?
Что такого хорошего в, простите за тавтологию, хорошей карме? Скажем политкорректно: за эту охоту, которая займёт у вас лишь пару минут, вы сцапаете ещё и хороший охотничий артефактик, да и с хорошим человеком познакомитесь, что помогал вам. К сменам всем успеете, побарыжить даже вам удастся. Долги, тоись, вот как, вернут, о которых вы и думать уже забыли. На форуме ненароком попиарят... Далее идёт идиллическая картина маслом в том же духе - можете сами дорисовать, мы позволяем.
И вот, мы подошли к главному таинству сего. Что же нужно делать, дабы вам так фартило? Ответ прост. Даже чересчур прост, на первый взгляд. Даю рецепт этого счастья.
Каждое утро вы должны (просто-таки обязаны, чёрт вас побери!) читать мантры и воскуривать елей. И если первое можно делать, принимая завтрак, то воскуривать елей надобно сосредоточенно, сурово и грозно устремясь взглядом на Север (да, можете в это время читать пресловутые мантры).
Что за мантры надо читать, спросите вы... Не суть важно. Главное чтобы не мантру Сатаниста. Почему? А чёрт её знает, скажу вам честно...

Мерси за внимание и до новых встреч (боже упаси вас от этого).
_____
(с) Wolfkreis aka DarkDrow, 01.08, ЭпиЧат - 03.08, Heroes of War and Money.

[Субудай-багатyр]

РОЛЕВИКИ

...- Павел! Павел!
Раздраженный голос Начальника , бившийся в селекторе (дорогущая штука, не укупишь, самим пришлось мастерить), бесцеремонно ворвался в мой сон, разметав аккуратно выстроенные излюбленные сновидения.
Я торопливо скатился с обшитого драной кожей стула, схватил со стола тщательно вычерченный план строительного участка и побежал по коридору, на ходу лихорадочно прикидывая, сколько минут Начальник меня уже дожидается. Если больше пяти... ох, мамочки!
Попавшаяся навстречу секретарша Начальника Аня сделала страшные глаза и постучала пальцем по циферблату наручных часов.
- Семь минут! - прошипела она. - Где тебя носит?
- Заснул, - сознался я.
Аня осуждающе-сочувственно покачала головой. Избранный для себя, похоже, раз и навсегда образ "серой мышки" она ухитрялась поддерживать так ловко, что вся наша братия, глядя на нее, просто впадала в экстаз. Работала она великолепно, Начальник в ней души не чаял - можно сказать, что референтом она была от бога. Умеют же люди устроиться!..
Дверь кабинета маячила передо мной, словно раскрытая пасть Харибды. Я поправил сбившийся галстук, разгладил пузыри на коленях джинсов и, выставив перед собой план, как щит, вежливо постучал.
- Входи, Пашенька, - раздался зловеще-ласковый голос Начальника.
Мамочки...
Начальник сидел за столом и с нехорошим интересом разглядывал меня. Я на подгибающихся ногах прошел на положенное место перед страшным столом, покрытое круглым светло-серым ковриком и замер, стараясь не дрожать коленями.
- Здравствуй, Паша, - приветливым до леденящего ужаса тоном обратился он ко мне.
Я сглотнул и пробормотал что-то вроде "добрый день, Вик-Виталич".
- Как спалось, Паша?
- Виктор Ви...
- К а к с п а л о с ь , П а ш а ?
- Я...
- К А К С П А Л О С Ь , П А Ш А ?
Он чуть возвысил голос. Я почувствовал, что меня трясет. Вдруг показалось, что проклятый коврик раздвигается, приобретая форму тарелки, из-под начальственного воротника выбежала и расправилась на шее салфетка, а в пухлых коротеньких ручках хищно блеснули вилка и нож.
- Который час, мальчик мой?
- Три... дцать восемь минут... пе... рвого.
- А я когда просил тебя зайти?
- В тридцать...
- Непунктуальность, - мягко произнес Начальник, - есть первый шаг к некомпетентности. А некомпетентные сотрудники, - два кусочка твердого водорода за стеклами очков окончательно остыли до температуры абсолютного нуля, - нам не нужны. Пашенька, ты меня р а з о ч а р о в ы в а е ш ь .
Я понял, что погиб.
Начальник вдруг досадливо крякнул, махнул рукой и пробурчал:
- Ладно, на первый раз прощается. План сделал?
Что?
Экзекуция откладывалась?
На моих глазах вершилось чудо, и только дурак позволили бы перехватить у него инициативу в такой момент. Я поспешно развернул неподатливый ватман и протянул его навстречу скептически оттопыренной губе и недоверчивым рукам...
Когда через час я, счастливый и обессиленный, вывалился из кабинета под одобрительное урчание за спиной, ко мне ужом скользнул Вовчик из третьего отдела:
- Ну как? Жив?
Я с чувством выразился.
- Ну ты мужик! - восхитился Вовчик. - Семь минут - и он у тебя его принял! С премии проставляешься. Не зря пахал, значит? Ну, полный кастрец!
Он еще что-то говорил, выплескивая накопившуюся восхищенную зависть, но мне было все равно. В эту минуту я любил его даже таким - жадным, завистливым, неугомонным, болтливым Вовчиком из третьего отдела, спешно прикидывающим, как бы содрать с меня на пиво за ту мимолетную фразу, оброненную им месяц назад на какой-то пьянке, фразу, из которой и вырос потом мой проект.
- Меня тут в одну шарашкину контору сманивают, - уронил тем временем Вовчик, заставив меня вновь сфокусировать на нем внимание. - Организуются у нас тут неподалеку конкурентики, в овраге окопались. Обещают большой навар, между прочим.
- Как назвались?
- Ой... Главзаготснабсбытстроймат, - запинаясь, старательно выговорил он. - Не хиленько, да? Наверно, долго придумывали. Есть фантазия у народа...
- М-да...
- Ну ладно, вижу, ты еще не отошел, а мне еще этих дураков консультировать. Если что - ищи меня у нас там, за кабанами. Бывай!
Он повернулся и п о с т и л я л , засунув руки в карманы джинсов - самых настоящих джинсов, бывших предметом чернейшей зависти всего мужского коллектива. История о том, как он в свое время изворачивался, чтобы достать их, давно уже стала одной из легенд предприятия. Единственное, чего он так и не сумел раздобыть - это настоящую кожаную нашлепку "Райфл". За ней пришлось обращаться к одному мастеру по атрибутике. Есть у нас знакомый, непревзойденный спец по этой части...
Я пожал плечами и отправился досыпать. Последней мыслью была вялая попытка вспомнить, что называл "кабанами" Вовчик...

Р а б о ч и й д е н ь кончился.
На ходу переодеваясь в "цивильную" одежду, мы шли по коридорам Учреждения. Шли молча - все слова уже были сказаны днем. Шли уставшие, измотанные, спящие на ходу. И довольные. Страшно довольные.
Как всегда, я, выйдя на свежий воздух, окинул на прощание взглядом Учреждение. Огромное полуразрушенное здание, казалось, стояло здесь вечно. Маленькие живые пылинки ушли? Не беда, придут другие. Очень скоро придут. Оно почти не заметит, что пустовало. Здания умеют ждать.
Шнуровка надоевшей за неделю хуже горькой редьки куртки кожи тролля
посмотри, какую тварь мы завалили! наверно, последний в наших горах...
в который раз распускалась, но заявиться домой в игровой одежде означало напрашиваться на очередной скандал и обещания отца отправить меня на северную границу воевать с черными урхами. Я и так задержался.
мальчишка, сопляк, я выбью из тебя эту дурь... позор семьи... надо жить реальным, сегодняшним днем...
Лесные врата с тихим шелестом распахнулись передо мной. Сегодня была моя очередь поддерживать магическую сеть над поселением...

- Не пойму я, в кого он пошел? Вся родня нормальная, а этот...
Три женщины - ослепительно красивых, с юными лицами и древними глазами - сидели и задумчиво беседовали, не сводя глаз с резко выделяющейся на фоне светло-серого неба черной фигурки, идущей по крепостной стене к башне.
- И не говори, Галвен, - поддержала одна из них свою старшую подругу. - Чего ему еще надо? Жизнь тихая, мирная, радоваться надо - так нет, приключений хочет, интересной жизни. Да что вообще интересного может быть в жизни людей?!
- Думаю, Гэлиан имеет на это право, - не согласилась другая. - Неужели лучше будет, если его убьют на границе? Он же вроде никому плохого не делает...
- Да я понимаю, - вздохнула первая, - да только все равно боязно. Не доведут нас до добра эти ролевики, чует мое сердце...

[Xsyxa]

Субудай-багатyр, мне очень понравилось!)) Пиши еще))

[Субудай-багатyр]

Да пожалста... Ты лучше на Пифорум зайди, там все мое вывешено.

Вот кое-что из меня периода глубокого запоя.

***

…Нужный человек жил на старомодного вида улице из пятиэтажных кирпичных домов, по-видимому, сохранившейся еще с тех времен, когда пленные фашисты по всей Европе восстанавливали из руин города оккупированных стран. Домики, несмотря на неказистый внешний вид, были на самом деле очень уютными – в свое время Адаму пришлось довольно долго жить в одном из них, и своим проживанием он остался доволен.
Для всего, из чего состояла парадная лестница подъезда, больше всего подходил эпитет «могучий». Монолитные ступени, гигантские дубовые лестничные перила, крепкие двери и устрашающего вида почерневшие батареи – все было торжественно и мрачно, словно в готическом храме. В доме явно жили аккуратные люди, не позволявшие местной золотой молодежи испохабить свое жилище кроманьонской наскальной живописью и своим нелестным мнением об известных эстрадных исполнителях.
Дверь, защищавшая от превратностей судьбы портативную цитадель нужного человека, была самой крепкой и самой величественной. При взгляде на нее вспоминались средневековые городские ворота и двери фамильных склепов, она была надежна, как могильная плита и неприступна, словно форт Нокс. Двери этой зазорно было бы висеть на проржавевших петлях мещанской квартирки – ей самой судьбой было предрешено охранять подступы к замкам саксонских конунгов или таинственным башням ассасинов.
Собственно говоря, именно этим она сейчас и занималась.
Адам приблизился к двери и постучал.
Через две минуты за дверью послышалось шарканье ног, и монументальные врата приоткрылись. В небольшой щели показался насквозь пронзающий глаз необычного василькового цвета.
Стоявший на лестничной площадке сразу налег на дверь всем телом. Раздалось удивленное «эх!» и он очутился в темной прихожей напротив хозяина.
- Это еще что? – раздался глуховатый бас.
- Вы Василий Сухоставский, тот, кого называют Убийцей? – хрипло спросил Адам, не давая ему опомниться.
- Допустим, Сухоставский. А вы вообще кто?
- Чем вы это докажете? – стремительно продолжал поляк, сохраняя инициативу.
- Я? Гхм… Юноша, а с какой стати, - хозяин квартиры уже оправился от потрясения, - я должен вам что-то доказывать?
- Я пришел сюда, чтобы найти Убийцу. – Адам смотрел прямо в тяжело блестящие глаза стоящего напротив. - Если ты не он, значит, ты лжешь всему миру. А поэтому заслужил смерть.
Васильковые глаза вдруг пугающе изменились. Зрачки по-кошачьи стянулись в щелки, аквамариновая глубина метнула солнечные зайчики, развернувшись на полглаза. Адам машинально сунул руку под куртку и вдруг ощутил словно легкий удар тока под ребрами – совсем слабый, не сильнее, чем от батарейки карманного фонаря.
…Руки были стянуты эластичным бинтом. Поляк попытался разорвать его, но почему-то не смог. Бросив взгляд на ноги, он убедился, что и их постигла та же участь. Убийца задумчиво курил, сидя напротив.
- Очнулся? – неприветливо осведомился он.
Адам не ответил, рассматривая Сухоставского.
На ярком свету Убийца оказался бодрым стариком лет шестидесяти, комплекцией, поступью и неуклюжими ухватками напоминающим медведя. Редкая бородка и негустые бакенбарды, похожие на котлеты, придавали ему сходство со скандально известным российским телеведущим. Становилось понятно, почему он назвал его «юношей» …
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
- Значит, ты и правда Убийца, - наконец сказал Адам.
- Можно и так говорить, - Сухоставский с хрустом потянулся. Похоже, перед этим он спал. – И что мне теперь с тобой делать?
- Может, поговорим? – попытался взять деловой тон поляк.
- Поговорим? – удивился Василий. – Это еще вопрос, хочу ли я с тобой говорить. Ты
вламываешься ко мне в квартиру, угрожаешь мне, а теперь предлагаешь поговорить!
Интересно, у вас в семье все такие наглые?
- Ну… погорячился. Прости, а?
- «Прости»? Я ничего и никому не прощаю. А уж тому, кто хотел запугать меня этой пшикалкой… - он с отвращением взял двумя пальцами за ствол пистолет Адама. – Не думаешь ли ты, мальчик, что я настолько глуп?
- Н-нет…
- Ты, кажется, не понял. Вопрос стоит так: что я с тобой сделаю. Я человек мстительный и злопамятный. И у меня хорошая фантазия…
По спине у Адама пронесся табун вольных мурашек, когда он заглянул в глаза Убийцы.
- Ты че, мужик, обалдел? – от страха он полез в амбицию. – Да ты ваще знаешь, кто я такой?
- Злобный и невежественный дурак, который в данный момент отчаянно трусит и пытается взять меня на испуг. Скажу по секрету: не страшно.
- Ты, ублюдок, хоть знаешь, что тебе будет, если с моей головы хоть волосок упадет? Да тебя живого в землю зароют! Тебя найдут и…
- КТО?! Уж не твои ли друзья и собутыльники из соседнего двора? Да, это просто ужасно: толпа неандертальцев с цепями и камнями! И с одним стволом на всю шарагу – вот этим самым… Не валяй дурака, юноша!
- Какой я тебе, на…, юноша? Развяжи меня, недоносок!
- А дерьма полную шляпу?
- Я те х-хохольник порву, гнида! Зубами загрызу!!! – выл Адам, уже ничего не соображая от ужаса.
- Тихо! – Убийца вдруг оказался совсем рядом, его глаза вновь отбросили яркие блики. – Тебя опять отключить? Или сам заткнешься?
Поляк заткнулся так поспешно, что чуть не захлебнулся собственной слюной.
- Убивать я тебя не буду, - раздельно сказал Сухоставский. – Возиться неохота. Поэтому вкратце и четко изложи, чего тебе от меня надо, и исчезни с глаз моих.
Адам замялся.
Иронически прищурившись, Убийца потеребил бородку.
- Ладно, поставим вопрос так. Что ты намеревался делать после того, как вломился ко мне?
Пленник все еще напряженно смотрел в пол, и Сухоставский слегка повысил голос:
- Ну?
Адам невольно сглотнул и торопливо заговорил:
- Убедиться, что ты и есть Убийца. Потом приставить тебе пистолет к груди и заставить сделать то, что мне нужно.
- М-да? И что же тебе было нужно?
Адам чуть помедлил, а потом, запинаясь, пробормотал:
- Сделай меня… бессмертным.
Узкие брови над пронзительными аквамариновыми глазами взлетели вверх, тяжелый блеск которых сменился веселой влажностью. Из таинственных недр заросшего жестким волосом горла выстрелил гортанный смешок.
- Знаешь, бессмертия не завезли. Может, пока возьмешь весь свет и пару коньков в придачу?
Адам не понял цитаты.
- Ты же можешь, я знаю. Я собирался угрожать тебе, но если ты сделаешь это для меня, я буду вечно тебе благодарен…
- Вечно – слишком большой срок, чтобы принимать его всерьез, кроме того, такие, как ты, не способны на благодарность. Да и вообще, с чего ты взял, что я могу сделать тебя бессмертным?
- Не морочь мне голову! – опять разозлился поляк. – Все знают, что Убийца бессмертен!
- Один очень хороший человек некогда заметил, что «все знают» - это самый беспомощный из всех аргументов, хотя и самый популярный.
- Я сделаю для тебя все, что ты захочешь.
Какое-то время Сухоставский молчал, а потом с расстановкой произнес:
- Все?
- Да! – у Адама вспыхнула надежда. – Все, что угодно!
- Ты действительно так считаешь?
- Бессмертие – не тот товар, за который торгуются, – отрезал Адам.
Волшебник вдруг вновь издал насмешливое фырканье.
- Какой же ты дурак! Глупый, глупый дурачок. Ну с чего ты взял, что можешь принести мне какую-либо пользу?
Бинты на запястьях и щиколотках Адама ослабли.
- Садись уже, бестолочь. Нету в ногах правды.
Адам уселся напротив Сухоставского. Через некоторое время на столике перед ним появились заварочный чайник, сахарница, джезва с кипятком и пепельница.
- Ну, чего смотришь, как солдат на вошь? Не говори, сам знаю. Сидит, мол, убивец
кровавый, дед-пердед с финкой, маньяк психованный на пенсии, чубук курит да
еще и хамит в глаза. Угадал? Вижу, что угадал. И прекрасно тебя понимаю. Лет
тридцать-сорок назад я бы тоже сперва полдня гадал, чего этот больной со мной сотворить может, потом неделю решал, стоит к нему идти или нет, а если пришел бы, то с пукалкой и в бронежилете. И во время беседы бы поминутно жрал всякие антидоты и стимуляторы. Дело хозяйское. Думаю, если я еще раз пятнадцать скажу, что против тебя лично ничего не имею, ты все равно не поверишь. Одно сообщу: имел бы - ты бы у меня еще при первом ударе закоченел. А может, и нет. Но что пронесло бы тебя по-страшному, с желчью и кровью - это факт. Из себя бы вылез.
Я, собственно, чего тебя сразу не прогнал. Никаких страшных секретов у меня специально для тебя нет, равно для или от кого бы то ни было - я вообще всю жизнь предпочитал не обзаводиться подобным хламом. Исповедоваться я перед тобой в грехах своих бесчисленных тоже не буду - не считаю я себя ни в чем виноватым, потому что никогда не наносил удар первым. И, тем не менее, будем мы сейчас говорить про жизнь мою горькую. Не потому, что мне это нужно, а потому, что это нужно тебе. И не делай
такие квадратные глаза! Я вижу это лучше, чем ты сам. А вижу я, что само мое
существование для тебя не только интересно, но и странно. Тебе непонятно, откуда я вылез, почему стал таким, каков мой обширный арсенал - словом, как мог на гниющем компосте низов нашей цивилизации вырасти такой омерзительный и смертоносный старый гриб. А я не люблю, когда в пределах моей досягаемости обретается некто, чьи мысли увиваются вокруг моей персоны, как ловелас вокруг задницы. Было два выхода: или убить тебя, или удовлетворить твое любопытство. Первое было бы проще, но, как я уже говорил, я не имею ничего против тебя, и твоя смерть была бы не уничтожением врага, а пошлым и вульгарным убийством. Поэтому ты здесь.
Он с удовольствием затянулся, метнул в поляка колечко дыма и продолжил:
- Жил да был в славном городе Ростове-на-Дону Красной Армии лейтенант от артиллерии Сухоставский Василий Эрленович. Был он молод, глуп, как вся молодежь, любим девушками и уважаем парнями, не дурак выпить и почесать как язык, так и кулаки. Начальство любило его, он любил начальство - этакая внутриведомственная идиллия. Уже брезжил на горизонте заветный чин капитанский, уже оперялись надежды и сверлились погоны, уже дежурная любимая девушка прозрачно намекала на более близкие и родственные отношения, как вдруг все кончилось.
Взяли плохие дяди в синих фуражках в далеком Ленинграде уважаемого начальника и любимого дядю маршала Тухачевского. И отвернулось начальство, и позабыла адрес любимая девушка, и вчерашние друзья уже делали вид, что незнакомы с ним. А когда через месяц отказались предоставить увольнение на гражданку и, уже уходящему, в спину радостно прошипели роковые слова "враг народа", понял лейтенант, что жизнь загублена.
Зарезал ты, дядя, жизнь мою!.. И ведь сам не выдал никого, молчал на допросах, потому что не умел лгать и не хотел клеветать, но уже кровь брата твоего двоюродного в жилах сына его поставила точку в карьере и жизни твоего племянника. Принес тебя колосс в жертву самому себе, и родню всю прихватил, для гекатомбы. И сел лейтенант за стены крепкие в лагере таежном, лес валить на благо Родины. Каждое утро говорил в сторону Москвы: "убью". То ли колоссу, то ли дяде - сам не знал. Знал только, что убьет. Жестоко.
Да пришел, на благо лейтенанту, сорок первый год. Полетела вся хитрая политика колоссова туда, где ей самое место. Прокатились по Прибалтике "мертвоголовые" батальоны, закружились над городами наглые "юнкерсы", заревели моторами на берегах вольного Дона, знаемого насквозь и исплаванного вдоль и поперек, крестовики-панцерваффе. И пошли по лагерям вербовщики. Сухоставский? Допустим. Немецкий знаешь? Ну, знаю. Хочешь на волю? Дурацкий вопрос, товарищ старшина. Тогда вот тебе автомат, вот тебе отделение, и дуй-ка ты, браток, на фронт, спасать Родину от фашистских стервятников. Согласен?
Согласился, конечно.
И в тот же миг кончился лейтенант Сухоставский. Был, да весь вышел. С десантниками фашистскими пошел драться сержант Калямов Иван Иванович. Не осталось у него ничего от прошлой жизни, даже имя другое подобрал начальник военкомата, светлая ему память. Понимал, что в случае чего лейтенанту первая пуля - враг народа.
Бил немцев Калямов. Страшным боем бил. Опять лейтенанта заработал, хоть и с полевым аттестатом, и медалей целый иконостас. Под Орлом отражал танковую атаку, весь расчет в клочья разнесло, один у пушки остался, и за наводчика, и за заряжающего, и за командира - и то не испугался. Влепили нам тогда крепко. Но - не испугался. Последним отступал.
Потом уже, в сорок третьем, послали лейтенанта в Сталинград, последнюю линию обороны мясом своим затыкать. Заткнул. Так заткнул, что ни одна коричневая сволочь в радиусе пятисот метров от его поста чихнуть не решалась. Узнали лейтенанта в городе. Зауважали. С Павловым дружен был и к Людникову на Остров одним из первых отправился, когда Петухов за помощью приплыл. Любили лейтенанта солдаты. Старался, снова доброе имя себе зарабатывал.
А когда Шестую армию окружили и начали "арийцев" до дому, до хаты выпихивать, в первых рядах пошел.
Война-то уже и кончилась, собственно, перестрелка началась. Тащишь пушку через ихний бауэр или дорф, а вокруг тишина. Раз в полчаса из окна автомат рыкнет, ты туда гранату. Скука скучная. Солдатни все меньше попадалось, пацаны пошли, гитлерюгенд, а то и юнгфольк. Такого просто ремнем отдерешь и пинка дашь на прощание.
Дошел, наконец, лейтенант до Дюнкерка. Фашистов в городе уже почти не осталось, но работенка и для него нашлась. С автоматами прочесывали бойцы город: недобитков искали. Найдут - к стенке.
Через два дня поймали наши двух немцев, наверно, последних в городе. Один простой солдат, а другой поважнее. То ли капитан, то ли майор. Рапортфюрер, в общем.
Солдату сразу пулю в затылок загнали, а майора Калямов убивать не разрешил. Сказал, что допросит. Удивились бойцы: о чем допросит? Каким путем из города драпать собирались? Однако отдали немца.
Отвел лейтенант немца в развалины и там связал, чтобы не удрал. И стал у него спрашивать: кто тебя сюда звал? Чего тебе дома не сиделось? Глупо, конечно, но накипело за все годы, хотелось понять.
А он лейтенанту в нос тычет программу НСДАП. Мол, арийская нация, унтерменш, ля-ля тополя...
Лейтенант этой программы не читал и потому обалдел. Спросил у немчуры: ты что, действительно во все это веришь?
Нет, говорит майор. Не верю. Это все для рядовых состряпано. Всякий умный человек это понимает.
Калямов разозлился. Спросил: а какого черта ты-то сюда пришел, умный? Сам же говоришь, что все это бред!
Фашист почуял, чем пахнет, испугался, заскулил: не виноват, подневольные мы, приказ выполняли.
Выслушал его лейтенант, а потом спросил очень спокойно: и женщин насиловать тоже приказали? И детей-стариков, как котят, резать - тоже приказали?
Да, говорит немец.
И тут у Калямова в глазах все посинело. Ни одной мысли в голове не осталось, только ярость и ненависть. И штык-нож за поясом...
Сухоставский вдруг поперхнулся, надсадно закашлялся, застучал себя кулаком в грудь. Откашлявшись, некоторое время задумчиво смотрел в окно, а потом снова заговорил:
- Резал я его долго, до полуночи, а может, и дольше. С толком резал, чтобы побольнее и в тоже время ничего существенного не зацепить. Он уже давно кричать перестал, а я все кромсал. И как-то само собой запоминалось, как, куда, с какой силой нужно. Как почувствовал, что сил нет штык в пальцах удерживать, стал ногами пинать. И все не молчал, говорил, поучал, издевался.
Под утро спрятал мясо в подвале... кости по округе разбросал. Ребятам сказал, что фашист бежать попытался и я его снял. Поверили. И потом уже, до самого Берлина - веришь ли, парень, - я не взял ни одного пленного. Не имели эти выродки права на жизнь. Даже на лагерь в Сибири, вроде того, где я сидел.
После войны я все пытался к бывшему колоссу подобраться. Тропинку вокруг Кремля протоптал. Учился убивать: быстро и тихо - для охраны, медленно и мучительно - для него.
Да опять надсмеялась надо мной судьба. Успел колосс сам помереть. Дядя тоже давно на том свете был, да и не за что было мне ему мстить. Неделю пил я без просыху. Да жить-то надо было.
В армию я больше не вернулся. Нечего было мне там делать. Да и везде нечего было, не умел я ничего, кроме как пушку наводить, из автомата палить да допрос вести. И тут опять подъехали ко мне улыбчивые следователи из контрразведки, снова стали дело шить. Даже сейчас и не вспомню, что мне в вину ставили, какую-то совсем уж совершенную чушь. А потом и говорят: выбирай, товарищ Калямов. Знаем, убивать умеешь. Или работка не пыльная на благо Родины, или опять ГУЛАГ.
Естественно, я выбрал первое. Лагерь в таких случаях выбирают или интеллигентишки, не знающие жизни и падающие в обморок при мысли о "сделке с совестью", или ненатуральные литературные герои. А я жить хотел. И жить достойно, а не гнить заживо на лесоповале.
Работы поначалу было мало. Устранить предателя, разобраться с вольнодумствующим ученым, убедить слишком ревностного паладина коммунизма... Ученых я, как правило, пытался убедить не лезть на рожон: мозги их уровня уже им не принадлежат, они - достояние общества. Как правило, помогало. Ревнителей иногда приходилось и караулить в подъезде, если уж слишком твердолобый попадался. С первыми же у меня вообще никаких разговоров не было - нож в горло, и привет дровосекам.
Как культ личности развенчали, я свою старую фамилию вновь взял. Надоело по чужому паспорту жить, надоело быть Калямовым, надоело родного отца Эрлена Дмитриевича величать Иваном Андреевичем. Со службы меня тут же выперли, не для людей с "прошлым" священное дело сыска. Что позволено Калямову, не позволено Сухоставскому, так сказать. Благо, деньжат я уже тогда подкопил, сунул кое-кому, и вывезли меня из СССР в Турцию вольные черноморские контрабандисты. Помню, первые две недели без вина пьяный ходил: от другого воздуху, от других людей, от жизни другой.
Долго носило меня по миру. Подпольные секции организовывал, учил юных панков и недоучившихся студентов врага уничтожать. Из той малости, что я им показывал, они в лучшем случае половину могли сами выполнить, но я был хорошим учителем. Спарринги устраивал, не до смерти, но с увечьями. По ночам бомжей ловил, потом технику на живом примере показывал. Три раза попадался: два раза свои же ученички сдали, в третий раз загулявшего политика схватил, через неделю нашли. Все три раза бежал. Предателям нанес визиты вежливости, семье политикана подбросил деньжонок на похороны батьке.
И вот, уже ближе к концу прошлого века, начал я замечать, что не старюсь. То есть, седина уже голову покрыла и благородных морщин на челе хватало, а вот сил жизненных не убавилось нисколько. Каким в двадцать пять был, таким и остался. Штангу пятидесятикилограмовую одной рукой выжимал, и сейчас выжимаю. Убивать мог чем угодно - и пулей, и ядом, и ножом, и голыми руками. Словно смерти так инструмент понравился, что решила она какое-то время еще им поработать.
Когда Союз развалили, меня в Москву зачем-то занесло. Помню, смотрел "Лебединое озеро", довольно скалился и пиво хлебал. Поминки справлял по загубленной стране, по давно усопшему дяде, по навсегда оставленному там, в довоенном Ростове-на-Дону, лейтенанту Сухоставскому. Весело и легко мне было, был я снова молод... да нет, был
я по-прежнему молод, силен, ловок и смертоносен. Как видишь, таким и остался.
При новой власти попробовал я легально школу боевых искусств открыть - не дали. Нету, говорят, у вас ни поясов цветастых, ни разрядов спортивных. А как их получишь, когда на первом же смотре тебя под микитки возьмут да посадят за убийство? И решил я сам куда-нибудь записаться, какой-никакой пояс получить, а потом уже действовать.
Везде сперва смеялись: чего развоевался, дедуня? Ну, потом, как я одному сопляку с синей тряпкой на поясе руку на полдня отключил, зауважали, приняли. Поначалу трудно было не поубивать там всех: смотришь, как инструктор, девчушка лет двадцати, тебе азы показывает, а сам думаешь, что вот так долго и неудобно, а если рукой не так, а так, то у него сразу и дых перекроет, и ребро не устоит... Тяжело мне было учиться, парень. Но дошел-таки до конца, получил из рук комиссии заветный черный кушачок и разрешение на самостоятельную деятельность выбил. Поясок в шкаф забросил и не доставал почти. Так он у меня до сих пор где-то по ящикам и валяется.
Решил я тогда каштаны из огня пока не таскать. Как ребята зеленый получали, я им начинал тайком кое-какие шоковые точки показывать. Далеко не все, конечно, и ни одной смертельной. Обездвижить - и не более. На других учениках практиковаться не давал: нанимал за бутылку алкашей, чтоб стояли весь вечер столбом и терпели. Потом легкий спарринг стал разрешать, с собой, до других ребят еще их не допускал. Только как уверялся, что не распалится подросток, не пойдет новичков калечить, удаль свою показывать, только тогда дозволял помогать мне молодежь обучать.
Как на первом же соревновании мои наперсники всех соперников мигом с ног посбивали, вся Федерация на уши встала. Всем тренерам сразу до меня стало дело. Слыхано ли, чтобы десятилетняя девчонка амбала семнадцатилетнего, как мешок с... не за столом будь сказано - валила?! Захаживать стали, уговаривали, подлизывались, пачками зелеными трещали. Послал я их подальше - угрожать начали. Один даже в драку полез. Сломал я ему обе руки, да так, чтобы срослись неправильно, и прогнал в травмпункт. Наконец, подослали ко мне какого-то старпера, ихнего председателя. Видно, решили, что старикам легче договориться. Сел он напротив меня, вздохнул и начал убеждать. Мягко так, неназойливо, с примерами и аллегориями. Долго говорил, часа два, не меньше. А я смотрю - он на меня все больше с каким-то... удивлением, что ли, посматривает. И тут дошло до меня, что пытается этот старый хрен меня на внушение взять, «загопнотизировать», так сказать, да не выходит почему-то. Ну, я ему прямо сказал: не доверяю я вам, товарищ председатель. А если честно - и на полпальца не верю. Не знаю я вас настолько, чтобы вам это передать. У взрослых чужая душа - потемки, и чтобы узнать человека, надо с ним и пуд соли съесть, и потом на войне облиться, и в быту лет десять пообщаться. А детские души - они для меня как стеклышко. Не могут от меня дети помыслов своих утаить, да и не хотят. И если я точно знаю, что не станет ученик этим разбрасываться, не начнет каких-нибудь засранцев этому сам учить – только тогда я ему что-нибудь покажу. А вы, товарищ председатель, чем глазами здесь вращать, лучше бы шли домой и не унижались, а то смотреть жалко. Он опять вздохнул, сказал "нет, так нет" и пошел, как будто и не расстроенный. На прощанье я ему еще добавил: кстати, если попробуете кого-нибудь из ребят схватить и силой выпытать – найду и убью. Он кивнул, сказал, что предупредит особо горячих, и ушел.
Никогда я от убийства удовольствия не испытывал, юноша. В первый и последний раз при этом радовался тогда, на войне, когда фрица резал. Потом как отсекло. Когда тлю на розе давишь или пса бешеного пристреливаешь, тоже никакого кайфа не ловишь. А человек, унизившийся до попытки убийства себе подобного - это уже даже не пес бешеный, это гаже. Тут уж совсем не до удовольствий. Разве что омерзением обдаст мимоходом. Я сам никогда первым не нападал и не нападаю. Я уничтожаю врага, защищаясь. Это две разные вещи.
В последние тридцать лет организовал-таки я у себя в школе особую группу. Сдаст ученик на синий - я его спрашиваю: будешь со всеми учиться или отдельно заниматься будем? Соглашается на отдельное - больше каратэ я с ним не занимаюсь: учу не обезвреживать, а уничтожать. В основном, конечно, парни идут. Девки сначала пугаются -
думают, натурой платить заставлю. Почему - сам не знаю. Вроде и не похож я на героя-любовника...
Вот, собственно, и все. Больше мне тебе рассказать вроде бы нечего, разве что про баб моих, ну, тут уже информация, как говорится, для служебного пользования. Вот как я убивать навострился, вот почему до сих пор, как огурчик. Может, еще кофе?

Адам вежливо отказался, встал, стараясь не касаться его, прошел мимо него в прихожую и вывалился на улицу. Его тошнило, ноги заплетались, а в ушах еще бродил бархатный голос такого уютного и мирного с виду старичка: "Вот, собственно, и все, вот и все..."

[Татьяна Шайт-Дар...]

Круууто!!!

А мне вчера такое приснилось, что захотелось написать... что ж, приступаю к работе под названием"В Плену"(!название не окончательное!)Буду работать все лето. Закончу - выкину обязательно!!! Ждите! И - не судите строго!

Сообщение отредактировал Татьяна Шайт-Дарк - 9.7.2008, 12:25

[Субудай-багатyр]

Йопт!!! Вот это форум разросся! Нехиленько...

ЛОФТ

...Из-за спины доносится крик, и лицо рыжеволосого искажает гримаса досады.
Он мгновенным, неуловимым движением разворачивается и метровая каменная трехгранная игла выскальзывает у него из рукава в ладонь. Держа ее опущенной, он ждет, когда всадник на горизонте приблизится.
Крик повторяется, и теперь в нем можно разобрать слова:
- Тебе был дан шанс, вонючее отродье водяной крысы! А теперь ты умрешь!
- Еще один восторженный глупец, - досадливо фыркает рыжеволосый.
Всадник вихрем подлетает к нему и молча замахивается длинным копьем. Его острие и точило рыжего со странным, неметаллическим звуком скрещиваются и разлетаются.
Еще несколько ударов. Рыжий не нападает, но рыцарь никак не может его достать. Точило внезапно устремляется вперед, и конник с проклятием валится из седла - подпруга рассечена.
Они стоят друг против друга. В глазах рыжего бушует дикий огонь, на губах играет легкая улыбка. К непримиримой ненависти во взгляде его соперника начинает примешиваться толика неуверенности.
Он делает шаг вперед.
- Ты заплатишь за то, что ты сделал с моими людьми!
- Сделал? Я принес им добро! Ты должен благодарить меня.
- Мор и война следуют по твоим следам!
- Такова цена прогресса.
- Но твой прогресс ведет в бездну! К чему твои машины и идеи, если сами люди не сумели измениться?
Рыжеволосый темнеет лицом. Пламя в его взоре взметывается в яростной вспышке.
- Опять ты! - рычит он и молниеносно отскакивает назад. Точило в его руке начинает крутиться, подобно пропеллеру; кончики пальцев раскрытой ладони рыжего направлены на его врага, а в самой ладони безо всякой видимой опоры бешено вращается каменная игла.
Рыцарь издает злобный вопль и устремляется вперед, выставив копье перед собой, но в этот момент пальцы рыжеволосого сжимаются. С кончика направленного на бывшего конника точила срывается нестерпимой яркости луч густого огня, и противник рыжего растворяется в нем.
Пламя ревет, заглушая почти все звуки, но даже сквозь этот шум пробивается нечеловеческий, безумный крик рыжего:
- Сдохни! Сдохни! СДОХНИ!!!
Но вот поток энергии иссякает, и взору рыжего предстает выжженная полоса земли до самого горизонта. В этой полосе прямо перед ним лежит груда оплавленного металла. Он ворочает ногой остатки доспехов, но среди них нет пепла.
- Снова ушел... Снова ушел!
Его глаза наливаются кровью. Он сжимает кулаки и вопит куда-то в небо:
- Прячься! Прячься, сколько угодно! Трусливо убегай, раскидывай сети, нападай из-за угла! Я все равно никогда не покорюсь! Ты ведь слышишь меня? Слышишь? Отвечай, Бальдр!
Молчание. Они никогда не отвечают. Впрочем, рыжий и сам давно не ждет ответа. Но, когда он уже отворачивается и собирается продолжать путь, за его спиной раздается мелодичный женский голос:
- Ты так и не покорился.
Рыжий вздрагивает и медленно, как во сне, поворачивается обратно. Над останками земного воплощения Бальдра стоит прекрасная женщина. Ее волосы цвета спелой пшеницы распущены по плечам.
Лицо ее полно горечи и досады.
Она делает шаг, но рыжеволосый отступает, закрываясь иглой, как мечом.
- Зачем все это, милый? К чему тебе эти людишки? Вернись ко мне, прошу тебя.
- Ты предала меня.
- Я люблю тебя!
- Ты убила мою любовь. Ты предала меня.
- Любимый, это же я, твоя Сигюн!
- Ты не моя Сигюн. Она мертва. Ты лишь ее тело с низкой, мертвой душой внутри.
- Но я люблю тебя! Вспомни чашу, в которую я собирала яд!
- То была Сигюн. В тот момент, когда ты рассказала о моем побеге, она умерла.
- Я не могла без тебя. Я умерла бы без тебя! Вернись в наш мир, прошу тебя!
- Ваш мир? - горько усмехается рыжий. - Мир счастливой, бездарной сытости, мир евнуха... Вам никогда не было дела до тех, кто обретается на земле, кто лучше вас уже потому, что способен к движению на свет или во тьму!
- Неужели ты любишь этих людишек сильнее меня?
- Да! - крик рыжего подобен рыку смертельно раненого льва.
Сигюн поднимает руку к лицу, словно защищаясь.
- Да! - рыжеволосый снова почти кричит. - Да, я люблю людей! Да, я пойду против вас всегда! И мне нет дела до того, прикуют ли меня к скале и напустят орла или свяжут и бросят под струи яда! И будет ли кто-нибудь собирать этот яд в чашу, мне тоже безразлично!
Договаривает он уже в пространство.
Рыжий усмехается, садится на землю, закуривает и ждет. Он успевает выкурить три сигареты, прежде чем гнев Богов обрушивается на него.

[Фёдор Михалыч Су...]

Произведение состоит из нескольких частей, очень старое и давно разобрано на цитаты, но всё это не мешает мне его здесь выложить. Сразу скажу, что для прочтения сего нужно обладать определённым интеллектуальным и нравственным уровнем! Итак, поехали...

“ИА”

Вступление

В древние незапамятные времена, где эволюция всего живого на Земле лишь начиналась, существовал город Тупослянск, что в Осляндии. Когда началась эволюция, стало появляться много новых созданий, в частности ослятинок. Просторы этой могучей страны поражали: там были и снежные горы и жаркие степи и зелёные долины. В одной из таких долин жил ослик, которому и будет посвещена эта история.

Часть Первая

Группы друзей-ослов гуляли вдоль опушки леса, влюблённые пары любовались закатом, молодые ослики барахтались и брызгались в речке, и всё шло своим чередом. Но один ослик, чьё имя было Иа-Иа, который был совсем один, и никого вообще рядом с ним не было, сидел и плакал. Был он очень несчастным, потому что его сородичи каждый день называли Тупой Ослятиной и прочими способами издевались над ним. Но один раз он собрал волю в кулак, подошёл к самому своему ненавистному ослику и сказал:”Сам ты Тупая Ослятина”, на что последовал ответ –
”Сам ты Санта”
После этого случая ослики окончательно объявили бойкот ослику Иа-Иа за его смелость и дело дошло даже до того, что проказники насрали на блюдце и подсунули бедному Иа-Иа в качестве обеда. На следующий день, обосраный с ног до головы, ослик решил стать отшельником и уйти от этого идиотского общества тупых ослов. Он собрался идти в лес, но Иа-Иа понимал, что в лесу у него будет минимальный шанс выжить. Там его может съесть Медвед, загрызть Волкъ, Филин на него посрать с высоты птичьего полёта может. Дерево в конце концов свалиться на нашего несчастного ослика может. Но здесь оставаться не было мочи. “Была не была”-промолвил ослик и двинул в сторону леса. “Попёрли попёрдывая”- послышался тихий писк. Ослик Иа-Иа не мог сначала понять, что это собственно было, но в следующее мгновенье он заметил Ушную Фею, которая сидела на его здоровом, почти как у эльфа, ухе. Обязанность этого мелкого создания была очень проста - слизывать всю ушную серу и прочую гадость из ослиных ушей. Эта фея была одним из немногих созданий, которое иногда общалась с Иа-Иа. Сейчас ей наскучила такая жизнь и она решила взять отпуск и слетать в лесок, но заметила ослика, собирающегося в дорогу. И решила, что вместе – веселей.
И спросил тогда Иа-Иа:
-А зачем попёрдывая?
-А чтоб ты спросил
-Ну я и спросил
-Ну раз спросил, тогда отвечу…
-Ну?
-Баранки гну
-Аи Аи Аи
-Да ты больной!
-А ты здоровая? Какое нормальное существо будет получать кайф от слизывания всякой дряни из ушей?
-Ослиная ушная дрянь нам, ушным феям, жизненно необходима!
-Так ослиная или всё же ушная? ты уж определись!
-Ууууух… Тупая Ослятина!!!!!
- Иннах…
Подобные беседы они вели всю дорогу и даже не заметили, как вошли в лес. Не замечая ничего и ведя ожесточённый спор, они во что-то не вписались и отпружинили назад. Фея взглянула вперёд и промолвила:”Что это за странное дерево такое, мягкое, упругое… Иа, что с тобой?” - Иа был явно в шоке - раскрыл пасть и с удивлёнными лупешками смотрел туда же.
-Это не дерево…это Медвед! Ата-а-а-ас!

[Мати]

Примерно годичной давности рассказ. Самой мне он нравится, раньше, по крайней мере, нравился. Но у всех вкусы разные, ведь так? Выложу первую главу, а дальше уже в зависимости от реакции...



В тени

Первая глава.
- Здравствуйте! - полумрак, сигаретный дым, в котором китайскими джонками плыли высокие стулья у барной стойки. На некоторых вполоборота, облокотившись на вытертую до блеска поверхность, сидели люди, покачивая в руках бокалы со спиртным и чуть расплескивая содержимое. Слева от входа были устроены кабинки. В одной из них обосновалась шумная компания из двух или трех молодых людей и нескольких девушек*. Никто из посетителей не обернулся, когда на пороге бара появился мужчина лет сорока.
Ему навстречу вышла совсем еще молоденькая девушка в черном кимоно и с красной лентой в волосах:
- Добро пожаловать. Проходите, пожалуйста.
Мужчина игриво подмигнул ей и качнул головой в сторону кабинок. Вскоре, заметив его, подбежало еще несколько девушек. Видимо, он был постоянным посетителем, ведь новеньких девушки не очень жаловали. Все вместе они забрались в свободную кабинку подальше от входа. Девушка, подошедшая первой, села ближе всех к посетителю и налила ему в чашечку сакэ. Сакэ уже успел принести бой, смекнувший, что и сегодня этот мужчина будет хорошо отдыхать.
- Эривелия, ты, как всегда, великолепно выглядишь, - он обхватил ее за талию рукой и прижал к себе. - Выше всяких похвал.
- Что вы говорите! Спасибо большое, - следуя правилам поведения, она опустила глаза вниз и чуть-чуть отстранилась.
Остальные девушки смотрели на Эривелию с тщательно скрываемой, но заметной ее опытному взгляду завистью и неким расстройством - как всегда, все деньги гость потратит на нее, а не на них.
Тем временем мужчина, уже изрядно выпив, пьяным взором недвусмысленно дал понять Эривелии свое желание. Она кивнула, быстро выбралась из угла кабинки и, сказав пару слов женщине в красно-коричневом кимоно, которая стояла неподалеку и с не то чтобы злой, но и не доброй улыбкой наблюдала за происходящим, проскользнула в дверь в глубине зала. Через некоторое время мужчина последовал за ней.
Когда он поднялся наверх и вошел в комнату, убранную достаточно просто, Эривелия уже лежала на кровати без кимоно. Он без лишних слов разделся и лег на девушку, казавшуюся в сравнении с ним почти миниатюрной. Чуть спустившись вниз, провел пару раз языком ее по животу, груди и шее, отчего ее кожа начала блестеть в свете фонарей, упорно пытающемся пробиться через плотные шторы. Затем он дотронулся своими губами до ее губ. От него пахло спиртным, и действовал он не медленно и не осторожно, так что его поцелуй нельзя было назвать особенно приятным. Он провел рукой внизу ее живота, потом приготовился войти в нее, крепко сжимая хрупкое тело девушки.
Он вошел. Да, ей было больно. Но она уже привыкла доставлять удовольствие людям вроде него. Он двигался грубо и быстро, наслаждаясь собой, наслаждаясь теми ощущениями, которые испытывал, и тем, что на утро мало что будет помнить.
Когда он, наконец, остановился, его сил хватило еще, чтобы подползти к краю кровати и сесть, поставив ноги на пол. Какое-то время спустя он встал и оделся. И вышел из комнаты, оставив Эривелию одну.
Девушка, сжав зубы, поднялась с кровати, в полуобморочном от боли и сакэ, которое она пила вместе с гостем, состоянии нашла свое нижнее белье и кимоно и оделась. Подойдя к зеркалу, она поправила прическу, порядком растрепавшуюся, и стерла тушь, потекшую от пота на щеки. Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы прийти в себя. Выйдя в зал, Эривелия уже улыбалась гостям, как обычно, и двигалась вполне живо и бодро.
Она подошла к женщине, с которой говорила до этого:
- Он уже ушел?
- Да, ушел. Он остался доволен и неплохо заплатил. Вот эти пять тысяч, держи.
- Что вы, мама**! Вы и так платите мне много, оставьте это себе.
Мама улыбнулась.
- Эри, я тебя прошу, возьми. Это заплатили тебе, в конце концов!
- По правде говоря, - Эривелия чуть смутилась, - я коплю на новое кимоно.
- Да? - лицо мамы выразило живой интерес. - Присмотрела себе новую вещь? Ты умеешь выбирать, я знаю. Тем более возьми!
- Оно стоит 10 тысяч йен, но семь у меня уже есть. Так что я возьму три тысячи, а остальное оставьте себе, - Эривелию вполне устраивал такой расклад.
- Уговорила, держи, - она протянула Эри несколько бумажек. - Я увижу тебя завтра в обновке?
- Если успею, мама.

* Имеются в виду девушки, развлекающие гостей в японских барах и ночных клубах.
** Мамой называют хозяйку бара девушки, постоянные посетители и близкие знакомые.

[Sava]

Знаю бред, фигня и все такое, но мне нравится
____

БОЛЬ И ОДИНОЧЕСТВО

Яркая луна освещала уступ скалы... На уступе стояла девушка и смотрела вдаль, туда, где проведена четкая граница между небом и землей - Горизонт. Горизонт... Начало и конец, и даль и близь, и родина и чужбина, и восход и закат...
Девушка, прекрасная Алесандра, стояла у самого края, ее левая , босая нога слегка смотрела в глубь пропасти, ветер, нежный, но прохладный обдувал аристократичные черты ее лица, развевал ее роскошные длинные и по-младенчески белоснежные волосы. Казалось бы всеми своими действиями, Северный ветер, пытался отвести Алесандру, как можно дальше от опасного обрыва. Но прекрасная маркиза была непоколебима, бесчувственна подобно статуе...
На девушке был белоснежный пеньюар, который развевался на ветру, подобно подолам плаща демона. Края, то поднимались ввысь, то спадали к земле, эта картина завораживала взгляд.
Там, на уступе, она встречала свой последний рассвет. Любить и ненавидеть солнце - ее судьба, ее проклятье. Луч, жалкий луч не летнего солнца оставляли следы на белоснежных, мягких, беззащитных плечах юного создания. Но лето... Лето, а точнее приближенье лета, заживляло израненную кожу...
И вот за линией горизонта показались первые лучи, нет даже лучики, нежные первые лучики лета, последнего в ее жизни.Встречая солнце, Алесандра сделала несколько шагов назад.
Медленно, впитывая в себя все солнечное тепло, Алесандра начала подходить к обрыву с каждым шагом приближая себя к неизбежности...
И вот, вестник смерти и любви, полностью покинуло свое убежище. С душераздирающим криком и мыслями: "Прорвусь, что бы ни случилось, прорвусь!" юная маркиза прыгнула в пропасть.
Почти у самого дна, перед пиками, из спины прорвались два, черных как мгла крыла. Сама того не желая девушка взлетела в высь, оказавшись на уступе, на том же самом уступе, в голове была одна единственная и непоколебимая мысль: "Прорвалась!"...

[Richie]

[quote name='Wolfkreis' date='8.6.2008, 2:22' post='28651']
Детям до шестнадцати и прочим психам читать категорически запрещено. Перед употреблением запить двумя кружками "чегопокрепче".

извини конечно, но ты думаешь, будь люди не психами, а нормальными, стали бы они столько времени, денег и своего здоровья тартить на Эпидемию, и ездить по концертам за ними??? если не психи, то кто, а если так, то, что теперь и темку почитать нельзя???? а из чего покрепче могу запить только ананасовым соком, просто пью его всегда и только его)))))